Александр Володин - Кастручча [= Дневники королевы Оливии]
Дагни. Не надо мне молитвы читать.
Дидель. Взглянула бы на площадь, у людей праздник, люди раскрепостились наконец, тебе все равно?
Дагни. Нет у тебя собственных мозгов. Ни в чем, ни в чем!
Понтус. Как ты разговариваешь с мужем! Год как вышла замуж!
Дагни. Я вышла замуж потому, что он был единственный здоровый человек. А теперь, я вижу, все стали здоровые.
Понтус стукнул ее.
Дидель. Что вы делаете?
Понтус. Заступайся больше!
Дидель. Неужели вы не видите, она не в себе!
Дагни. Тише вы орите, слышно же все.
Понтус. Понял? Абсолютно она в себе. Это мы волнуемся! Она-то спокойна.
Дагни. Как просто все оказывается… Королева. Была непорочная, стала распутная. И все радуются, в фантики играют.
Понтус. Вот как делать людям хорошее. Вот как люди умеют все забывать. Уж, кажется, все у нее есть. Чего ей не хватает?
Дагни (рассеянно). Все у меня есть. Все. Лишнее у меня есть, не нужно мне. Ради бога, возьмите. Берите. (Стянула с шеи косынку.) Нате вам…
Понтус (испуганно). Ну вот. Уже обиделась… Рудименты, рудименты… Все же пока сказываются. Приляг. Сейчас для тебя отдых — это все.
Дагни прилегла на раскладушку.
Вот и прекрасно. А я побежал. (Побежал.)
Дагни. Устала от вас ото всех…
Дидель. Ты стала как-то странно говорить со мной.
Дагни. Отношения выясним потом.
Дидель. Просто хочу понять!
Дагни. Не так громко.
Дидель. Я что-нибудь не так? Объясни.
Дагни. Прости. Вирус чертов… Пройдет.
С площади:
«Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново!
Я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова!..»
Все радостней, все шире. Одновременно три хора: «…лю тебя снова и снова…» «…ой любимый старый дед…» «…о-овь, лю-у-бо-о-вь!»
В комнату осторожно вошел Луи.
Дидель (рад ему). Видишь, как все повернулось? А ты говорил… Входят двое замшевых, утомленные члены парламента, разворачивают бутерброды.
Луи (доставая бутылку). Ну что, Дидель, хлопнем?
Дидель. Слушай, бросил бы ты это. Теперь-то, с чего пить? Ведь все хорошо!
Луи. Тогда на радостях.
Понтус. Алкаша свести домой. Дверь запереть, ключи мне.
Первый (смущаясь). Поняли.
Замшевые вывели Луи.
Дидель. Скажи своему отцу! Куда его повели!
Дагни. Он мне не нравится.
Дидель. Хороший, интеллигентный, пьющий человек!
Дагни. Я вообще не люблю пожилых.
Дидель. Но ведь я… Постой, я ведь тоже не молоденький.
Дагни. Это верно. Ровесник моему отцу.
Дидель. Я, наверно, устал сейчас, плохо соображаю… Или я тебя недостаточно… еще не привык… Почему тогда!
Дагни. Можно без воплей?
Дидель. Почему, почему!
Дагни. Какой у вас ограниченный словарь… Не знаю, что вам и посоветовать. Обратите ваши чувства на другую, что ли, даму. (Все более раздражаясь.) Да что это я перед вами оправдываюсь? Трачу время, говорю слова. Какие-то рожи кругом. Что они мне? Почему я здесь? Послушайте, Дидель, не можете ли куда-нибудь исчезнуть? И туда же захватили бы всех с собой, этих, а?
Дидель (Понтусу). Она не любит меня, вы: слышали? Она никогда не любила меня!
Понтус. Ничего страшного.
Дидель. Но тогда и я не могу любить ее! Я не могу любить человека, который… Понтус. Ты не пригляделся, она под платьем не такая худая, как кажется на первый взгляд.
Дидель. Но вы-то знали? Ну да, конечно, и вы знали. Но учтите, я и вас не люблю. Вы мне тоже не нравитесь.
Понтус. Не ори, люди же… Как ты можешь не-любить, когда сегодня все должны любить всех!
Дидель. Не люблю! Именно сегодня! Испытываю омерзение! Животную злобу!
Члены парламента с удивлением оборотились к нему.
Понтус. Не забудь, мы тебя кооптируем в парламент.
Дидель. Я не хочу, чтобы меня кооптировали!
Понтус. Брось. Условия хорошие, тебя не обидят.
Дидель. Смотрите, потом пожалеете сами.
Ретроград. Да уж. Вот, поспешили бы — людей насмешили бы.
Сонный. Суетимся много. Наломали бы дров. А потом расхлебывали бы.
Понтус (внимательно глядя на Диделя). Пожалуй что, может быть, вы и правы. Такие переживания не всякий вынесет… Я не удивлюсь, если с ним что-нибудь случится.
Сонный. И я не удивлюсь.
Ретроград. А я удивлюсь, если с ним, напротив, ничего не случится.
Вошла Марта.
Марта. Тебе плохо, Дидель? Тебя обидели?
Дидель. У меня все в порядке.
Понтус. Братцы, что это у вас такие постные физиономии? Ссоритесь, что ли? Сегодня день любви всех ко всем! Немедленно переменить выражение лица!
Марта. Я не могу, у меня дети не кормлены.
Понтус. Довольно морочить нас этим! Нет у тебя никакого этого!
Марта. Есть!
Понтус. Членам парламента ты доверяешь?
Марта. Да…
Понтус (Сонному). Есть у нее дети?
Сонный. Откуда, она старая дева.
Понтус (Ретрограду). Есть у нее дети?
Ретроград. Ха!
Понтус. Слышала? Нет у тебя этого!
Марта. Есть!
Понтус. Вот зараза. Кто же их отец?
Марта. Это мое дело.
Понтус. Тогда пошла отсюда.
Марта. Дидель, если что — я дома. Ты прости меня, Дагни…
Дагни. Мне-то что, забирай его ради бога.
Понтус. Что значит забирай. Это мы еще разберемся. Словом, сейчас всем петь. И ты, Дидель, пой. Твой голос должен быть слышен.
Дидель (запел). Черные мысли, как мухи, Всю ночь не дают мне покою…
Понтус. Тогда лучше молчи. Бери пример со своего папы: успокоился, красит стены.
Дагни. Ах, не стоит провожать меня, господа. Сидите. (Встала, лениво поплелась.)
Члены парламента едят бутерброды.
Понтус. Однако к делу, господа, к делу. (Распахнул окно.)
С площади ворвался заливистый женский голос:
«Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим!»
«Дру-гим! Дру-гим!» — отозвалась площадь.
Кто-то из народа: «Любовь свободна, мир чарует, Законов всех она сильней».
Площадь запела стихийно: «Меня не любишь, но люблю я, Так берегись любви моей!..»
Перекрывая ее, прокатилось мощное: «Любви все возрасты покорны, Ее порывы благотворны…»
Как вдруг на площади закричала женщина. Площадь смолкла. Духовой оркестрик стал сбиваться, затих. В тишине слова звучали ровно, словно бы здесь, рядом.
«Бросилась. Разбилась!» — «Кто?» — «Дагни». — «Откуда бросилась?» — «С силосной башни». — «Я смотрю — Дагни стоит. Зачем, думаю, туда забралась?» — «А ведь давно твердим, дылду эту снести. Силоса нет, а башня торчит». — «Когда Росита бросалась, тогда еще ставили вопрос снести. Вот теперь ее дочь!»
Понтус. Тихо все! Тишина. (Успокоительно улыбнулся.) Пустяки, друзья. Все обойдется. Это дочка. Это раз уже было с ней. То есть с ее мамой. В общем, двадцать лет назад. Бросилась с силосной башни. И, как видите, прошло бесследно… Не обращайте внимания. Танцы под оркестр! Танцуют все!
Забубнили нечеловеческие басы, словно бормоча неземные считалки, застонали сомкнутыми ртами женщины. Заколотился маленький колокол. Понтус плясал один.
1966
